Бассиюне К.

НАКАЗАНИЕ МАСТУРБАЦИИ И ПОЛОВЫЕ
ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЯ В ОТНОШЕНИИ ДЕТЕЙ

В наше полное опасностей время мы больше не можем позволить себе реагировать на жестокие нравы прошлых поколений простым пожатием плеч, ссылкой на "неуправляемость врожденного человеческого инстинкта разрушения", и ограничиться кратким отрицанием фактов, сказав "этого просто не может быть". Нам не остается ничего иного, как понять "механизмы власти" по их проявлениям, потому что устранить опасность саморазрушения мы в конечном счете можем только через осознание их тайных оснований.
Для лучшего понимания причин и следствий человеческой деструктивности, передаваемой из поколения в поколение, ниже приводятся некоторые выдержки из мужественных книг семидесятых годов, которые могут ощутимо проиллюстрировать "кошмар нашего детства".
Так Ллойд Де Моз пишет в книге "Слышите, как плачут дети" об истязаниях, изнасилованиях и кастрации детей в различные эпохи и о карательных или же "лечебных" методах, практиковавшихся против мастурбации в последние два столетия.
Только в XVIII веке, как пишет Ллойд де Моз, развилась тесно связанная с муштрой раннего воспитания чистоплотности тенденция разоблачать ребенка как "полового преступника" и предавать его анафеме за прикосновение к собственным гениталиям: родители начали подвергать детей тяжелым наказаниям за мастурбацию. Ребенок преследовался как "похотливо-преступное существо", он стал объектом проекции родительской запретительной инстанции.

Мортон Шатцман пишет в книге "Страх перед отцом" (1984), как в XIX веке распространялся (особенно врачами) миф, что мастурбация вызывает "помешательство, эпилепсию, слепоту и смерть". Поэтому дело не ограничивалось только угрозами детям как мужского, так и женского пола изуродовать их гениталии - обрезание, клитородэктомия и инфибуляция действительно применялись как средства для наказания за мастурбацию и обосновывались как "лечебные методы".

Как другие "лечебные методы против онанизма" рекомендовались телесные наказания, электризация позвоночника и гениталий, связывание или завертывание рук в мешки перед отходом ко сну, запирающиеся "пояса целомудрия", кастрация (!).
Казалось, что садистской фантазии воспитателей, которые сами ранее подвергались мучениям, не было границ, когда речь шла о наказаниях за проявление ("дурную привычку/преступление") полового инстинкта.

Здесь мы имеем дело с феноменом идентификации с агрессором, с родительским авторитетом, самым суровым образом карающим и осуждающим детскую сексуальность (любопытство, потребность). Когда происходит интериоризация этих мер наказания за мастурбацию, то воспитанные таким образом взрослые сами применяют тяжелые наказания к "половым преступникам", потому что иначе они оказались бы "на стороне достойных осуждения". Мы видим, что "помешательство" - это то, что не получает единодушного признания со стороны авторитетной инстанции, которая призвана решать, что "приемлемо и здорово". "Сумасшествие" - это только то, что воспринимается как "неразрешенное" или "необычное". (Вспомним о том, как все еще находят убедительное обоснование безумию войны, военной машины!) Очевидное безумие в нашем понимании - как это показывают приводимые ниже примеры - считалось "помощью, достойной рекомендации", потому что большинство выразителей этих взглядов, вследствие соответствующей "социализации" в духе послушания и приспособления, действовали заведомо "правильно". Английский психиатр Э.X. Хэа рассказывает о содержании и практике проведения в жизнь раздутой бредовой идеи, что онанизм или половая потребность ребенка - это "причина всех бед в мире". "Самоудовлетворение" считали ответственным не только за душевные, духовные и физические заболевания; считалось также, что подросток, который занимается мастурбацией, "ставит под угрозу жизненную силу своих будущих детей, и в течение 200 лет призрак расового вырождения ужасал врачей и воспитателей Западного мира... Врачи считали себя стражами цивилизации, они объявили долгом родителей и учителей пресекать всеми средствами... привычку онанизма".

Вот методы, применявшиеся для пресечения "греха онанизма" у мужчин и мальчиков: "Им бандажировали пенис; продевали металлические скобки или проволоку сквозь крайнюю плоть, чтобы воспрепятствовать оттягиванию ее за голову полового члена (инфибуляция); рассекали дорсальные нервы пениса, чтобы воспрепятствовать ощущениям эрекции, искусственно вызывали волдыри на крайней плоти и на ночь надевали на пенис металлические кольца с зубцами или шипами для предотвращения эрекции".

Методы, применявшиеся для женщин и девочек: "Рассекали яичник (овариотомия), удаляли клитор (клиторидактомия); протягивали проволоку или скобки сквозь препуциум и большие половые губы (инфибуляция); отделяли препуциум от клитора; вызывали на препуциуме, на вульве и на внутренней стороне бедер волдыри; на ночь укладывали ноги в шины или привязывали к борту кровати."
По этим чудовищным карательным мерам мы можем понять, как анально-садистское кондиционирование (приучение) при ранней муштре чистоплотности удерживает человека в анальности - в непроизвольном "безумном страхе перед наказанием" за "дурную привычку", за "недозволенные потребности". Если этот страх "быть замученным до смерти" испытывают слабые (дети) - как "достойные наказания грешники" - то действующий в роли судьи, карающей инстанции, "агрессора" пребывает в сознании собственной "добропорядочности" (он - на стороне "порядочных, послушных и хороших") и в этой функции может не опасаться какого-либо наказания для себя.

Так Алек Комфорт, английский биолог, который занимается вопросами выявления и раскрытия причин непризнания и преследования детской сексуальности - наказания любых проявлений сексуальности при отсутствии на то "согласия брака или борделя" (!) - сообщает, что во второй половине XIX века "...имело место значительное распространение того, что можно обозначить только как садизм.

Не только профаны одобряли эти странные лечебные методы. Если в 80-х гг. кому-либо по неизвестным причинам нравилось... детей или душевнобольных - наиболее легко доступные группы беззащитных пленников - связывать, заковывать в цепи, инфибулировать, бандажировать их при помощи гротескных аппаратов... в пластмассу, кожу или резину, запугивать их или даже кастрировать, выжигать химическими способами и девитализировать им гениталии, то он мог найти гуманные и общепризнанные медицинские оправдательные причины, чтобы делать это с чистой совестью. Слабоумие борьбы с онанизмом представляло реальную опасность - оно овладело всем врачебным сословием".
Президент Королевской корпорации хирургов Джеймс Хатчинсон рекомендовал в 1891 г. для "онанистов" обрезание и выражал мнение, что "более радикальные меры, чем обрезание" были бы для многих пациентов обоего пола "истинным благодеянием".
Даниэль П. Флексиг, известный психиатр и невролог, директор клиники в конце XIX века, кастрировал в своей клинике некоторых пациентов, "чтобы корригировать их нервные и психические расстройства". В сообщении о достигнутых в этих случаях "успехах", в котором он полемизирует с современной литературой о психиатрической пользе кастрации, он пишет - неоценимая профессиональная компетентность - что, по его мнению, "существуют обоснованные причины для применения кастрации в целях успешного лечения неврозов и психозов".

Как мы видим, здесь имеет место смешение причин и следствий. Очевидно, что такие устрашающие, мучительные наказания за сексуальность могут привести к помешательству, если эти меры интериоризуются - при (частичной!) идентификации с истязателем - как правильные и образцовые. Это означает, что, если воспитуемый еще раз поддается желанию онанировать, то заявляет о себе интериоризованная карающая инстанция - в виде мучительных, стыдящих, презрительных и даже грозящих смертью "голосов". Достойно внимания, что при шизофрении известны также в качестве симптома физические ощущения, подобные электризации. Марти Сиирала еще в 1961 г. в своей книге "Шизофрения индивидуума и общества" распознал и обстоятельно описал влияние применения насилия и смертельной угрозы на развитие картины этой болезни.

По моему мнению, при отсутствии эпизодов применения насилия в детстве психозы не возникают. Я все больше склоняюсь к мнению, что при отсутствии насилия в детстве не развиваются также и психосоматические заболевания. По моему опыту психоанализа с психосоматическими больными, пока что все говорит за это, а не против этого.
То, что существуют тесные связи между испытанной в детстве и вытесненной в подсознание смертельной опасностью, с одной стороны, и страхами смерти, кастрации и преследования у взрослых при возникновении психотического заболевания, с другой, - с убедительной последовательностью вытекает из описания показательного случая взаимоотношений отца и сына патриархальной эры - "случая Шребера". Я хотела бы поэтому остановиться на нем подробнее: в своей клинике Флексиг лечил юриста Даниэля П. Шребера, сына врача Даниэля Г.М. Шребера, книги которого о воспитании "дисциплины и порядка" были популярны еще в XX веке.

Для сегодняшнего читателя страхи больного сына - в том числе страх "оскопления" - с однозначностью могут быть отнесены на счет многообразных приемов воспитания, которым подвергался этот несчастный ребенок со стороны своего фанатично строгого, одержимого идеалом спартанской физической закалки отца.

Шизофрения сына становится понятной как фатальный, логический результат безжалостного воспитания "для пользы ребенка", который был вынужден терпеть неумолимый регламент "закалки", контроля, критики и унижений. Это было "убийство души", как выразил свои переживания пациент (судья высокого ранга до своего заболевания), которое совершалось по отношению к нему, "как в гипнозе", при котором ему навязывалась чужая воля.
В своей болезни теперь он вновь переживает преследования со стороны Бога - неумолимого отца, "властелина", чьи интересы направлены исключительно на "усиление своей власти": "...неудобных людей он убирает со своего пути" (Э. Каннети, "Масса и власть", 1960). Во время своего стационарного пребывания в клинике Флексига больной Д.П. Шребер говорит о "неумолимом Боге", в котором он, однако, не может опознать своего отца!
"То, что жертве было запрещено правильно опознать своего убийцу, по-видимому, и было признаком "убийства души"", - пишет Мортон Шатцман. Страх кастрации у сына был в клинике Флексига не совсем бредовым. Он не был необоснованным, потому что Флексиг в качестве директора клиники в лечебных целях кастрировал пациентов. Трагедия рокового заблуждения "отцовской любви" проявляется здесь вполне определенно.
Оба сына Д. Г. М. Шребера, принципы воспитания которых формировались из поколения в поколение и сохранились до настоящего времени, заболели именно в результате сурового отцовского воспитания, направленного на устранение "чувствительности и слабости": один - "душевным заболеванием", манией преследования, другой - "аффективным расстройством", депрессией, он покончил жизнь самоубийством.

Все это настолько же трагично, как и знаменательно, потому что они воспитывались отцом, который хотел возвести своими методами воспитания "защитную стену... против патологического преобладания эмоционального компонента", "против слабовольной чувствительности... основной причины... усталости от жизни, душевных болезней и самоубийств" (!).

Принуждение, лишение самостоятельности, строгость разрушили здоровье, которое они как раз должны были укрепить. Обоим сыновьям не удалась идентификация с беспощадной строгостью их отца, поэтому в актуальной конфликтной ситуации они заболели психически.
Один из них направил свою интериоризованную карательную инстанцию (в регрессии своего заболевания) против себя самого и разрушил свое тело, покончив с собой.
Другой спроецировал свою интроекцию жестокости наружу - в "Бога без милости", в "беспощадного властелина". Он обрел тем самым "врага" во внешнем мире. Хоть в своем страхе перед смертью он оказался в смятенном душевном состоянии, он сохранил свое тело (свой организм), свою жизнь.

Рассмотрим в этой связи "комплекс кастрации" Фрейда - Фрейд говорит о "наследственной склонности, филогенетическом наследии" мальчика в его потребности кастрировать отца, чтобы сохранить мать для себя. Такая гипотеза представляется сомнительной. Ведь при воспитании в послушности, при насильственно подавляемой индивидуации, мальчику остается только максима выживания: "Или отец, или я" - в соответствии с усвоенной архаической заповедью "око за око, зуб за зуб". Это происходит в результате испытанного в раннем возрасте жестокого обращения, которое путем применения угроз и насилия, постоянно стимулировало умение приспосабливаться как идеал воспитания, и таким образом делало невозможным выделение из симбиотической зависимости от матери. "Кастрировать соперника" - устранив его таким образом как сексуально активное, предпочитаемое существо - необходимо для самосохранения, так как ребенок все еще ощущает близость матери как жизненную необходимость.

Здесь будет вполне уместно вспомнить миф об Эдипе. Если родители, к тому же, способны искалечить своего ребенка ("Эдип" означает "распухшая нога", потому что родители пробили насквозь лодыжки маленькому сыну, чтобы он не мог убежать) и выбросить его, то чего они могут ожидать иного, кроме того, что этот искалеченный и выброшенный ребенок также ответит насилием и "потенциальным разрушением"!
Самое примечательное здесь - это то, что такую ужасную, нечеловеческую предпосылку принимают как нечто несомненное, само собой разумеющееся.
В сфере подавленной автономии господствует проекция. Но при том обстоятельстве, что мальчики (а также и девочки) обычно находились под угрозой ампутации гениталий, то фантазии детей, связанные с кастрацией родителей (если дети вообще осмеливались думать об этом, так как карающий Бог - как и отец - все видит и замечает) скорее являются ответом на отношение взрослых.
Фрейд интересуется лишь желанием ребенка кастрировать отца, его проективными страхами, обусловленными этим "преступным импульсом", который он (Фрейд) понимал как выражение "врожденного" потенциала разрушительности в человеке. "По-видимому, он принимает угрозы кастрации со стороны врачей и родителей как универсальную данность, как постоянную величину, которая не нуждается в проверке, ... как отношение родителей и коллег ... он принимает его как норму", - говорит Мортон Шатцман по поводу этой извращающей реальность позиции.
Дело в том, что все страдания ребенка "забываются" или же воспринимаются как "нормальная жизненная ситуация", когда в пубертатном периоде он приходит к идентификации с формами поведения родительской власти, которая причиняла эти страдания. Это и есть "Тайный договор поколений".

Послевоенное поколение в студенческом бунте наглядным образом отвергло этот "договор". Однако за свой протест против авторитетов оно вынуждено было заплатить тяжелыми симптомами, так как это было выражение внутреннего конфликта между приспособлением и возмущением.
Мы видим, что можно "принимать как норму" и полностью игнорировать последствия опаснейших установок, как, например, в случае предания анафеме сексуальности как опасного порока, с применением жестоких "лечебных методов" ограничения и контроля.
Однако угрозы и запугивание при принуждении к идентификации с властью приводят к появлению людей, которые угрожают, запугивают и совершают разрушительные поступки.
Для этого не требуется врожденного "инстинкта" агрессивности и разрушительности. В период с 1850 по 1879 г. достигли апогея различные хирургические "лечебные методы" (это безумие рассматривалось как рекомендуемое, полезное вмешательство!), а с 1880 по 1904 г. отмечается кульминация в отношении ограничительных мер.
"К 1925 г. эти методы почти полностью вышли из применения - после продолжавшейся два столетия жестокой к совершенно излишней атаки на детские гениталии" (Л. Де Моз).
Однако половые злоупотребления в отношении детей к начале XX века были еще широко распространены: "Когда слышишь, что еще в 1900 г. некоторые верили, что половые болезни можно излечить "при помощи половых сношений с детьми", то начинаешь яснее представлять действительные размеры проблемы".

Эпизоды половых преступлений, которые очень часто истолковываются ребенком как результат "собственной вины" (и вытесняются, если он должен об этом молчать), в аналитической практике снова всплывают в сознании, когда в доброжелательной атмосфере лояльность в отношении родительского запрета: "ты не должен запоминать", - в интересах истины и здоровья может больше не осознаваться как жизненно важная и появляется возможность от нее отказаться.

О половых злоупотреблениях в отношении детей в наше время говорит Эккехард фон Браунмюль в книге "Тайный договор поколений", где проводится мысль, что мы, как послушные дети, без сомнений и "с чистой совестью" в статусе взрослых будем делать с другими то, что любимые, сохраняющие нашу жизнь сильные воспитатели в детстве делали с нами в "унаследованном" через ТДП (тайный договор поколений) убеждении, что взрослые всегда поступают правильно, и несогласие означает непослушание. Как мы видим, в тайном договоре поколений явно действует "зловещая логика": дети, которые были вынуждены беззащитно и беспрекословно переносить самые различные унижения и злоупотребления и интериоризовали "в послушании родителям" поведение взрослых как "естественное для взрослой жизни", будут поступать со своими детьми так же, как это делали их собственные родители: "... ведь это же вытекает из ТДП... в искреннем убеждении, что дети именно для этого и существуют".

По данным Германского общества защиты детей, в 1983 г. приблизительно от 130.000 до 200.000 детей стали жертвами сексуального насилия. Исследования в США показали, что одна из пяти девочек и один из одиннадцати мальчиков младше 18 лет подвергаются сексуальному насилию. "Эти приблизительные данные могут дать представление, с какими "скрытыми цифрами" должны считаться специалисты при исследовании этого вида преступлений", - говорит Эккехард фон Браунмюль.
В книге Джеффри Дж. Массона "Что сделали с тобою, бедное дитя?" мы видим выразительную иллюстрацию "кошмарного сна", который представляет для всех нас история детства.
Может ли нас еще удивлять вполне логичное следствие - возникновение кошмарного сна современности, кошмара атомной угрозы?